<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>


ПОЗИТИВНОЕ И НЕГАТИВНОЕ УЧЕНИЕ

Тропа была неровной и пыльной, она вела вниз, к небольшому городу. Редкие деревья были еще рассыпаны по склону холма, но большая их часть была вырублена на дрова, и надо было подниматься довольно высоко, чтобы найти густую тень. Там, наверху, деревья не были искалечены людьми; они вырастали в полную высоту, с толстыми ветвями и нормальной листвой. Люди обычно срубали ветви, чтобы дать козам объесть с них листья, а потом превращали их в дрова. В нижней части склона лес сильно поредел, и людям надо было теперь подниматься выше, карабкаясь и неся разрушение. Дожди были не так обильны, как обычно; население возрастало, и людям надо было жить. Был голод, и люди относились к жизни так же безразлично, как и к смерти. Диких животных в окрестности не было, они ушли выше. В кустах оставались еще случайные птицы, но и у них был истощенный вид, а у некоторых – поломанные перья. Хрипло ворчала черно-белая сойка, перелетая с ветки на ветку одинокого дерева.

Становилось тепло; к полудню станет совсем жарко. В этих местах уже много лет было мало дождей. Земля высохла и растрескалась, а немногие деревья покрылись коричневой пылью, не было даже утренней росы. Солнце безжалостно жгло день за днем, месяц за месяцем, сезон дождей был под сомнением, и до него оставалось еще много времени. Несколько коз взбиралось на гору, за ними присматривал мальчик. Он удивился при виде путника, но не улыбнулся и угрюмо шел за козами. Это было уединенное место, здесь пребывала тишина приближающегося зноя.

Две женщины спускались по тропе с грузом сухих веток на головах. Одна была пожилая, другая совсем молодая. Их ноша казалась довольно тяжелой, это были длинные связки сухих веток, перевязанные зеленой виноградной лозой. Женщины подкладывали под свой груз куски свернутой ткани и уравновешивали его на голове, слегка придерживая одной рукой. Свободно покачиваясь, легкой, бегущей походкой они спускались с холма. Ноги не были обуты, хотя дорога была каменистая; казалось, ноги сами находили место, куда ступить; женщины ни разу не глянули вниз – они держали голову прямо, глаза были налиты кровью и смотрели вдаль. Обе были очень худы; на теле выступали ребра. Волосы пожилой женщины были спутаны и грязны, а у молодой они, вероятно, были причесаны и смазаны, потому что выбивались чистые, блестящие пряди; но и она была обессилена и выглядела измученной. Должно быть, совсем недавно она еще играла и пела песни с другими детьми, но это уже прошло. Теперь сбор сухих веток на этих холмах – вот ее жизнь, и так до самой смерти, с передышками время от времени, связанными с рождением детей.

Вниз по тропе мы шли все вместе. Небольшой провинциальный город находился в нескольких милях отсюда; там они за гроши продадут свой груз, а завтра начнется то же самое. Изредка они переговаривались, а потом долгое время шли молча. Вдруг младшая сказала своей матери, что она голодна, и мать ответила, что они родились голодными, живут в голоде и умрут голодными, такова их доля. Это была констатация факта; в ее голосе не было ни укора, ни гнева, ни надежды. Мы продолжали спускаться по каменистой тропе. Не было наблюдающего, который бы слушал, испытывал сострадание, идя за ними. Исполненный любви и сострадания, он не был частью их, он был ими; он исчез, а они были. Они не были посторонними, чужими людьми, которых он встретил на холме, они были им; руки, которые поддерживали вязанки хвороста, были его руками; а пот, изнеможение, запах, голод – были не их, чтобы можно было их разделить и ими печалиться. Время и расстояние исчезли. Не было мыслей в наших головах, слишком усталых, чтобы думать; а если мы думали, то мысль была – продать дрова, поесть, отдохнуть и начинать снова. Только бы ноги не сбивать на каменистой тропе, и не жгло бы так солнце. Нас было только двое, спускавшихся по знакомому холму, мимо родника, где мы, как обычно, пьем, и дальше, через сухое русло запомнившегося ручья.

"Я прочел некоторые из ваших бесед и присутствовал на них, – сказал он, – и по моему мнению, то, о чем вы говорите, является слишком негативным; вы не даете ни указаний, ни позитивных установок для жизни. Этот восточный подход к проблемам в высшей степени разрушителей; посмотрите, куда он привел Восток. Ваш негативный подход, а в особенности настойчивые утверждения о необходимости освобождения от всех мыслей, совсем не подходит для нас, жителей Запада, ибо мы деятельны и предприимчивы по своему темпераменту и в силу необходимости. То, чему вы учите, полностью противоречит нашему образу жизни".

– Позвольте обратить ваше внимание на то, что деление людей на западных и восточных является чисто географическим и произвольным, не так ли? Оно не имеет глубокого значения. Живем ли мы на Востоке или на Западе, имеем ли мы коричневую, черную, белую или желтую кожу, но все мы человеческие существа, которые страдают, надеются, испытывают страх, верят; радости и страдания существуют и здесь, и там. Мысль нельзя делить на западную и восточную, однако многие делают это, исходя из принятых условностей. Любовь не зависит от географических условий, она не считается священной на каком-либо одном континенте и не отвергается на другом. Разделение людей диктуется целями экономики и эксплуатации. Это не означает, что они не различаются по темпераменту и прочее; есть сходные черты, есть и различия. Все это вполне очевидно и в психологическом отношении бесспорно, не правда ли?

"Для вас это, может быть, и так, но наша культура, наш образ жизни полностью отличаются от восточного. Наше научное знание, медленно развиваясь со времен античной Греции, сейчас поистине необъятно. Восток и Запад развиваются по двум различным направлениям".

– Видя различия, мы должны в то же время осознавать и черты сходства. Внешнее выражение может отличаться и отличается, но, оставляя в стороне внешние формы и проявления, можно видеть, что стремления людей, их побуждения, желания и страхи – одни и те же. Не будем обманываться словами. И здесь, и там люди хотят мира и благополучия, они хотят найти нечто большее, чем материальное счастье. Цивилизации могут варьироваться в зависимости от климата, окружающей среды, пищи и т.д., но культура в основе своей во всем мире одна и та же: ее нормы – быть сострадательным, избегать зла, быть великодушным, прощать и прочее. Без этой фундаментальной культуры любая цивилизация, все равно – здесь или там, распадается или будет уничтожена. Так называемые отсталые народы могут приобрести знания, успешно усвоить "ноу-хау" Запада; они в равной степени могут стать поджигателями войны, генералами, юристами, полицейскими, тиранами, иметь концентрационные лагеря и все прочее. Но внутренняя культура – это совсем иное дело. Любовь к Богу и свобода человека – к этому подойти не так просто; но без этих факторов материальное благополучие не многого стоит.

"В этом вы правы, сэр. Но я хотел бы, чтобы вы высказали свое мнение по поводу моего утверждения, что ваши поучения имеют негативный характер. Мне хотелось бы это понять; не считайте меня резким, если я слишком прямо выражаю свои мысли".

– Что такое негативное, что такое позитивное? Большинство из нас привыкло к тому, чтобы нам говорили, что надо делать. Когда нам дают указания, а нам надо следовать им – это считается позитивным типом учения. Когда нас ведут, это считается позитивным, конструктивным, и для людей обусловленных утверждение, что следование есть зло, кажется негативным, деструктивным. Истина есть отрицание ложного, она не является его противоположностью. Истина в основе своей отлична от позитивного и негативного, и ум, который мыслит в терминах противоположностей, никогда не сможет ее осознать.

"Боюсь, что я не совсем понимаю все это. Не будете ли вы так добры разъяснить несколько подробнее?"

– Видите ли, сэр, вы привыкли к авторитету и руководству. Стремление обрести руководство вытекает из желания находиться в безопасности, быть защищенным, а также из желания иметь успех. Это одно из наиболее глубоких наших стремлений, не правда ли?

"Думаю, что да; но без защиты, без обеспечения прочности жизни человек был бы..."

– Прошу вас, давайте продолжим исследование вопроса и не будем перескакивать к выводам. Стремясь быть защищенными, не только как индивидуумы, но и как группы, нации или расы, – не строим ли мы мир, в котором война, внутренняя и внешняя, присутствует как нечто неотъемлемое, присущее обществу и становится основным его содержанием?

"Да, я знаю; мой сын был убит во время войны по ту сторону океана".

– Мир – это состояние ума; это свобода от всякого желания быть защищенным. Ум-сердце, которое ищет безопасности, всегда должно быть в тени страха. Наше желание не ограничивается только материальной защищенностью, но в еще большей степени распространяется на внутреннюю, психологическую защищенность, и это желание быть внутренне защищенным благодаря добродетели, вере, принадлежности к нации, рождает готовность быть руководимыми, следовать образцу, преклоняться перед успехом, перед авторитетом лидеров, спасителей, учителей, гуру. Все это называется учением позитивного типа; а на самом деле, это бессмыслица и подражание.

"Я понимаю это. Но, может быть, возможно руководить или быть руководимым без того, чтобы возводить себя или кого-либо другого в ранг авторитета, спасителя?"

– Мы с вами стараемся понять стремление человека к тому, чтобы им руководили, не так ли? Что это за стремление? Не есть ли оно результат страха? Так как мы лишены безопасности и видим неустойчивость жизни отдельного человека, у нас возникает желание найти то, что обладает надежностью, постоянством; но само это желание рождено страхом. Вместо того, чтобы понять, что такое страх, мы убегаем от него, и само бегство уже есть страх. Мы убегаем в область известного; это известное может быть верованием, ритуалом, патриотизмом, утешительными словами религиозных учителей, увещеваниями священников и так далее. Все это, в свою очередь, порождает конфликт между людьми, а неразрешенная проблема переходит из поколения в поколение. Если вы хотите разрешить проблему, вам надо исследовать ее и понять ее корни. Так называемый позитивный тип учения, предписания, о чем и как думать, которые дают религии, включая коммунизм, продлевают страх, и, таким образом, позитивный тип учения оказывается разрушительным.

"Мне кажется, я начинаю понимать ваш подход к проблеме, и надеюсь, что понимаю его правильно".

– Это не личный подход, основанный на мнении; к истине не может быть личного подхода, как и к исследованию научных фактов. Мысль о том, что существуют особые пути к истине, что истина имеет различные аспекты, нереальна. Это спекулятивная мысль нетерпимого человека, который старается быть терпимым.

"Я вижу, что надо быть весьма осторожным при выборе слов. Но мне хотелось бы, если можно, вернуться к тому, что я сказал раньше. Поскольку большинство из нас обучено думать или, как вы говорите, обучено тому, о чем следует думать, то не принесет ли нам еще большую путаницу ваша позиция, будто всякая мысль обусловлена и надо быть вне всякой мысли?"

– Для большинства людей мышление является чрезвычайно важным, но таково ли оно на самом деле? Мышление в определенной степени важно, но мысль не может найти то, что не является продуктом мысли. Мысль – это результат известного, поэтому она не в состоянии проникнуть в глубину неизвестного, непознаваемого. Разве мысль не есть желание, желание материальных благ или достижения наивысшей духовной цели? Мы говорим не о мысли ученого, который занят лабораторными исследованиями, не о мысли погруженного в размышления математика и так далее, но о мысли, которая проявляется в нашей повседневной жизни, в наших повседневных контактах и реакциях. Чтобы выжить, мы вынуждены мыслить. Мышление – это процесс выживания, относится ли это к индивидууму или нации. Мышление, – а это есть желание, в его низшей или высшей форме, – всегда должно оставаться замкнутым в себе, обусловленным. Будем ли мы думать о вселенной, о своем соседе, о себе или о Боге, – наше мышление всегда ограничено, обусловлено, не так ли?

"В том смысле, в котором вы употребляете это слово "мышление", я думаю, это так. Но разве не знание помогает нам разрушить эту обусловленность?"

– Помогает ли? Мы накопили знания о столь многих аспектах жизни – медицина, война, право, наука – и существует, по край ней мере, несколько дисциплин, посвященных нам самим, нашему сознанию. Но освобождает ли нас этот необъятный массив информации от печали, войны, ненависти? Освободит ли нас большее знание? Можно знать, что война неизбежна до тех пор, пока индивидуум, группа или нация движимы честолюбием, стремятся к власти, и все же продолжать идти путем, который ведет к войне. Может ли центр, который питает антагонизм и ненависть, быть радикально трансформирован с помощью знания? Любовь – не противоположность ненависти; если с помощью знания ненависть преображается в любовь, это не будет любовью. Такое изменение, вызванное мыслью, волей, не есть любовь, это лишь удобная форма самозащиты.

"Простите, я не уловил, что вы сказали".

– Мысль – это ответ со стороны того, что было, это ответ памяти, верно? Память есть традиция, опыт, а ее реакция на любое новое переживание есть результат прошлого. Поэтому опыт всегда усиливает прошлое. Ум есть результат прошлого, времени; мысль представляет собой продукт многих вчерашних дней. Когда мысль старается изменить себя, пытаясь быть или не быть этим или тем, она просто продлевает себя под другим именем. Будучи продуктом известного, она никогда не может переживать неизвестное; будучи результатом времени, она никогда не может понять вневременное, вечное. Мысль должна прекратиться, чтобы проявилось реальное.

Понимаете ли, сэр, мы настолько боимся потерять то, что, как нам кажется, мы имеем, что никогда не проникаем в эти вещи очень глубоко. Мы смотрим на поверхностные слои самого себя и повторяем слова и фразы, которые имеют очень малое значение; из-за этого мы остаемся ограниченными и так же бездумно порождаем антагонизм, как бездумно рождаем своих детей.

"Как вы сказали, мы бездумны в нашем кажущемся глубокомыслии. Если позволите, я приду к вам еще раз".



<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)