<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>


НЕДЕЛЯ 8

На этой неделе мы примемся еще за одно из основных препятствий на творческом пути – недостаток времени. Предстоит рассмотреть, как именно вы использовали собственное восприятие времени, когда оправдывали нежелание идти на творческий риск. Вы также определите, какие практические перемены могли бы совершить в своей жизни. Углубляясь в свои переживания и представления, вы начнете избавляться от суждений, внушенных вам в процессе воспитания, заставляющих вас довольствоваться гораздо меньшим, чем вы желаете как творческий человек.

ВОССТАНАВЛИВАЕМ ЧУВСТВО УСТОЙЧИВОСТИ

ВЫЖИВАНИЕ

Одна из самых трудных задач, с которыми приходится сталкиваться художникам, довольно примитивна – это творческое выживание. Всем художникам необходимо выучиться мастерству переживать потерю: надежды, престижа, денег, веры в себя. Несмотря на все, что дает нам творческая карьера, утраты неизбежны. Они представляют собой опасности на пути, но не только – они еще и указывают дорогу. Творческие потери можно превратить в творческие приобретения и достоинства – но не сторонясь от мира.

Психиатры и психотерапевты нередко отмечают: для того чтобы пережить потерю и вернуться к нормальной жизни, утрату сначала необходимо осознать и с кем-нибудь поделиться этим. Именно потому, что творческие потери так редко открыто осознаются или оплакиваются, они становятся душевными шрамами, которые сдерживают творческий рост. Нам кажется, что делиться ими с кем-либо слишком болезненно, слишком глупо, слишком унизительно. И вот мы не даем ранам зажить, а вместо этого превращаем их в тайные очаги боли.

Если произведения искусства наши детища, то творческие лишения – что-то вроде выкидышей. Женщины, потеряв ребенка, часто переживают в одиночестве ужасные страдания. Так же и художники терзаются, если книга не продается, фильм не оценивают по достоинству, жюри на выставке не принимает картину, лучший вылепленный горшок разбивается, стихи не печатаются, а травма лодыжки оставляет нас вне игры на целый танцевальный сезон.

Необходимо помнить, что наш внутренний художник – ребенок и наш ум способен вынести гораздо больше, чем наши эмоции. Нужно быть внимательными, чтобы отмечать и оплакивать потери.

Незаслуженно холодный прием хорошего произведения, невозможность перейти к другому жанру, инструменту или роли из-за того, что от нас ожидают окружающие, – все это творческие потери, которые необходимо оплакивать. Никакой пользы не принесут слова вроде: "Эх, такое может случиться с кем угодно" или "Кого я пытался одурачить?". Непережитое разочарование становится барьером, отделяющим нас от наших стремлений. Если вас не взяли на роль, которая с самого начала была "вашей", не предложили присоединиться к компании, отменили показ вашего фильма или даже не рассмотрели пьесу – все это творческие потери.

Пожалуй, больше всего вреда приносят такие их формы, которые как-либо связаны с критикой. Ваш внутренний художник, как внутренний ребенок, редко обижается на правду. Еще раз повторю, что большая часть конструктивной критики только помогает художнику вздохнуть свободно. Мы похожи на детей, но все же не глупы. "Ага!" – часто восклицаем мы, услышав уместную и точную критику. Художник думает: "Да! Я вижу! Конечно! Я могу это подправить!".

Критика, которая приносит художнику вред, – высказана она с добрыми намерениями или нет – лишена спасительного зерна истины, при этом в ней есть некое укоризненное порицание или непререкаемое и неконкретное осуждение, которое невозможно рационально опровергнуть.

Учителя, редакторы, наставники часто бывают для молодых художников авторитетными фигурами или чем-то вроде родителей. Неотъемлемое условие такой связи ученика и учителя – доверие. Когда оно разрушается, эффект так же силен, как при родительском насилии. Речь в обоих случаях идет об эмоциональном инцесте. Полный доверия ученик слышит от недобросовестного учителя, что его работа плохая, что он не подает никаких надежд, что ныне мэтр видит пределы истинному таланту ученика, а ранее ошибался или сомневается в том, что талант присутствует. Такая критика – очень субъективная и очень расплывчатая – похожа на скрытое сексуальное домогательство, оставляющее смутную тяжесть в душе. Ученик чувствует себя пристыженным, оттого что он плохой художник или, что еще хуже, глупец, потому что решил испытать свои способности.

СИЛА СЛОНОВОЙ КОСТИ

За последние десять лет мне не раз доводилось читать лекции в вузах. На собственном опыте я убедилась, что многие преподаватели и сами пребывают в душевном разладе, если вышли из творческой формы. Мастера интеллектуальных рассуждений, они отдалены тем самым от собственных творческих устремлений настолько, что часто успехи подопечных расстраивают их.

Такие ученые ценители с подозрением относятся к программам по развитию литературного творчества: как это люди не изучают искусство, а занимаются им! Кто знает, к чему это может привести?

Вспоминается знакомый преподаватель с кинофакультета, одаренный режиссер, у которого на протяжении многих лет не было то ли возможности, то ли желания подвергнуть себя риску творческих разочарований. Пытаясь реализовать собственные безудержные устремления через жизнь своих студентов, он то чересчур контролировал их лучшие начинания, то недооценивал их, оправдывая таким образом то, что сам оставался "вне игры".

Я ненавидела этого типа за то, как он себя вел, – и все-таки мне не удавалось освободиться от доли сочувствия. Его творческое начало, такое блистательное в ранних фильмах, со временем тускнело и заслоняло не только его собственную жизнь, но и жизнь его студентов. Поистине он превращался в некоего творящего монстра.

Понадобились многие годы преподавательской работы, чтобы я поняла: ученый мир таит в себе самого неприметного и убийственного врага творческому началу, чем любой иной. В конце концов, с откровенной враждебностью несложно встретиться лицом к лицу. Гораздо более опасной и обескураживающей бывает едва заметная недооценка, которая тихо отбивает у студента охоту творить.

Вспоминается время, которое я провела в довольно известном научно-исследовательском институте, где мои коллеги-преподаватели широко и успешно публиковали материалы о самых необычных и экзотических фильмах. Завоевавшие признание среди собратьев по ремеслу, сосредоточенные на карьере, эти деятели предельно скупились на внимание к одаренным студентам, попавшим под их попечение. Они пренебрегали самым элементарным – поощрением.

Творчество невозможно измерить учеными фразами. По своей природе оно обходит такое ограничение стороной. В университетах, где все зиждется на искусстве критиковать – разбирать на части произведения, искусство созидать, искусство творческой сборки вынуждено довольствоваться очень скудной поддержкой. Проще говоря, большинство ученых мужей знают, как ломать, а не строить.

Даже когда работу студентов пристально рассматривали, ее редко по-настоящему ценили. Хуже того. Какими бы блестящими достижениями она ни отличалась, замеченными оказывались исключительно недостатки. Снова и снова я видела, как многообещающие произведения встречались залпами "следовало бы" и "можно было бы", вместо того чтобы оцениваться по достоинству.

Я не предлагаю превратить научный мир в мастерскую художников, витающих в облаках. Однако все же утверждаю, что художники, пытающиеся существовать, расти и даже процветать в этом окружении, ощущают, как давление учености, которое они испытывают, противоречит творческому порыву. Для художника чрезмерная ученость может равняться творческой инвалидности. Это не значит, что художникам не хватает тщательности, скорее, их тщательность основана на совершенно иных принципах, чем те, которые признают ученые мужи.

Художники и ученые – разного поля ягоды. Когда я была молодой, меня это очень сбивало с толку. У меня самой неплохо развиты способности к критике, мои статьи даже отмечены государственными премиями. К собственному сожалению, я обнаружила, что совершенно неуместно применяла эти умения к зарождающимся творческим проектам – как собственным, так и чужим. Молодые художники словно саженцы. Их ранние работы напоминают заросли кустарника, подлесок, даже сорняки. Академическое сообщество предпочитает высокомерные рациональные теоремы и не прилагает особых усилий, чтобы поддержать жизнь подлеска. Я с грустью наблюдала, как многие талантливые люди были слишком рано и совершенно незаслуженно деморализованы лишь потому, что не могли соответствовать определенным нормам, которые отнюдь не сами придумали. Я хотела бы надеться, что университетские преподаватели, которые читают эту книгу и следуют ее советам, изменят свое отношение к творческой поросли – ради ее спасения. Как более высокие деревья давайте не позволим нашей мрачной критике валиться на головы неокрепших саженцев, прибившихся между нами.

Не владеющие средствами защиты и наделенные от природы мощной индивидуальностью, многие одаренные художники годами чахнут от таких ударов. Пристыженные за мнимый недостаток таланта и "грандиозные" мечты, они могут попытаться реализовать себя в коммерческих предприятиях и забыть свои устремления к более значительной (и более рискованной) работе. Могут стать редакторами, а не писателями, монтажерами, а не режиссерами, художниками, работающими по заказу, а не свободными и застрять на расстоянии слышимости от своей мечты. Чаще не подлинный талант, а смелость дарит художнику славу. Недостаток смелости – а она иссякла из-за жестокой критики или систематического пренебрежения – может искалечить художников куда более талантливых, чем те, кто широко признан. Чтобы возродить надежду и отважиться дерзать, нам просто необходимо осознавать и оплакивать шрамы, которые не дают нам развиваться творчески. Этот процесс может показаться кропотливым и малозначительным, но все-таки без него не обойтись. Так же как подросток должен добиться независимости от чересчур властолюбивых родителей, художник должен освободиться от зловредных наставников.

Когда Тед закончил свой первый роман, он смело отправил его литературному агенту. Даже вложил чек на сто долларов, чтобы оплатить время и усилия, потраченные на чтение. Ответ оказался торопливым, бесполезным, безответственным и туманным: "Роман наполовину хорош, наполовину никуда не годен. Хуже и быть не может. Не могу сказать, как его исправить. Предлагаю просто выбросить".

Когда я познакомилась с Тедом, он уже семь лет ничего не писал. Как и многим новичкам, ему даже не пришло в голову заручиться другим мнением. С большим трудом он решился на то, чтобы дать мне почитать свой роман. Тед был моим другом, и мне было больно, оттого что с его произведением так обошлись. Оно меня очень впечатлило – настолько, что Тед стал моим первым учеником, который вышел из творческого тупика.

"Пожалуйста, попробуй снова начать писать. У тебя получится. Я уверена, ты сможешь", – взялась я за дело. Тед был не против рискнуть и сделать еще попытку. Прошло уже двенадцать лет с тех пор, как он начал работать с утренними страницами. За это время он написал три романа и два сценария. У него энергичный литературный агент и крепнущая день ото дня репутация.

Чтобы добиться того, чего он добился, Теду пришлось заново прочувствовать и оплакать раны, нанесенные ему в начале творческого пути. Пришлось смириться с потерянными годами – последствием этих ран. Страница за страницей, день за днем он набирался сил.

Как и в карьере любого спортсмена, в карьере творческого человека случаются травмы. Воспринимайте их как данность. Все дело в том, чтобы пережить их и освоить науку исцеляться. Как футболист, который, не обращая внимания на поврежденную мышцу, может только усугубить свое состояние, художник, который прячет боль утраты, рано или поздно будет наказан творческим безмолвием. Уважайте себя настолько, чтобы признать собственные ранения. Это первый шаг к выздоровлению.

Осознание творческих травм будет не полным без учета тех, которые мы причинили себе сами. Часто художникам открываются возможности, от которых они уклоняются, потому что боятся, не верят в себя или просто строят другие планы.

Грейс предлагают стипендию, чтобы она изучала искусство в другом городе, а она отказывается, потому что не хочет бросать Джерри, своего парня.

Джеку предлагают работу по специальности, о которой он мог только мечтать, правда, далеко от дома. Работа замечательная, но он отвергает предложение, потому что все его друзья и семья живут там же, где и он.

Анжела, сыграв в ужасной пьесе, получает ужасные отзывы, а когда ей снова предлагают главную роль, на этот раз в многообещающей постановке, – отказывается.

О таких упущенных шансах мы с горечью будем вспоминать еще многие годы. Об этом мы еще поговорим позже, а пока надо просто расценить их как потери. Это уже начало исцеления.

ВЫИГРЫШ ПОД МАСКОЙ ПОТЕРИ

Искусство – акт организации времени. "Посмотри на это вот так, – говорит нам произведение искусства. – Вот так я это вижу". Как считает моя остроумная подруга, писательница Эва Бабиц, "все дело в раме". Ее утверждение особенно верно, когда речь идет о творческих потерях. Каждая потеря может оказаться потенциальным приобретением; все дело в обрамлении.

Каждое окончание – это начало чего-то нового. Мы все об этом знаем, но обычно забываем, горюя о чем-то. Ошеломленные потерей, мы, ясное дело, сосредоточиваем внимание на том, что осталось позади, на утраченной мечте о том, какие плоды принесет наша работа и как радостно ее примут. Нам же просто необходимо сосредоточиться на том, что впереди. Это не так уж просто. Мы совершенно не представляем, что именно нас ждет. К тому же если настоящее заставляет нас страдать, то и будущее мы связываем с неминуемой болью.

Выигрыш под маской потери – очень сильное средство для творческого человека. Чтобы прибегнуть к нему, задайте себе вопрос в лоб: "Чем эта потеря может мне пригодиться? Куда она направляет мою работу?". Ответы удивят вас и заставят почувствовать себя свободнее. Вся штука в том, чтобы переплавить боль в энергию. Ключ к этому – знать, доверять и вести себя так, будто и правда нет худа без добра, надо только посмотреть на произведение с другой стороны или войти в другую дверь, которую до этого вы обходили стороной.

"Чтобы поймать мячик, нужно хотеть его поймать", – сказал однажды режиссер Джон Кассаветес молодому коллеге. Услышав это, я поняла его слова как "Перестань жаловаться на то, что тебя бросает из стороны в сторону, и тянись, дотягивайся до того, чего по-настоящему хочешь". Я пыталась следовать этому совету.

Годами я играла в студийную рулетку. Не раз мои сценарии покупали, но не ставили. Не раз и не два превосходные работы томились на полках киностудий, оказываясь жертвой вращающейся студийной двери. Ходовые фильмы умирали за одну ночь – только не в моем режиссерском сердце, которое обливалось кровью.

"Ничего не поделаешь, – не раз говорили мне. – Если хочешь, чтобы твои сценарии ставили, сначала нужно подать себя как писателя, и тогда, если один из твоих сценариев запустят в производство, если фильм окажется успешным и если общая ситуация немного улучшится, тогда, может быть, тебе удастся попробовать себя в роли режиссера..."

Я прислушивалась к этой народной мудрости очень долго, переживая потерю за потерей, создавая сценарий за сценарием. Наконец мое терпение лопнуло, и я начала искать другие двери, через которые раньше отказывалась проходить. Я решила просто поймать мячик – и стала независимым режиссером.

Я покинула Голливуд, переехала в Чикаго, купила подержанную камеру и на деньги, полученные за сценарий телесериала "Пороки Майами", сняла собственный художественный фильм – романтическую комедию в стиле сороковых годов. Вся картина обошлась мне в тридцать одну тысячу долларов и смотрелась совсем неплохо. А потом вдруг кто-то позарился на мои кассеты со звукозаписью. Я все-таки закончила фильм, продублировав его целиком. (Да, можно было с ума сойти, но я всего лишь брала пример с Кассаветеса.) Результат моих усилий разошелся в прокате и получил хорошие отзывы за рубежом. А еще очень многому научил меня.

Именно потому что я спрашивала: "Как?", а не "Почему я?", теперь у меня на счету был первый собственный скромный художественный фильм. Это могло бы произойти, даже если бы я и не взяла все в свои руки, но могло бы и не произойти. С 1974 года я в поте лица трудилась как сценарист. Я писала – и продавала – художественные и документальные, полно- и короткометражные фильмы и телесериалы. Я сняла один художественный фильм и полдюжины короткометражных. Менее заметной была моя работа над редактированием сценариев, отмеченная в титрах или нет, за деньги или по любви.

Вдобавок я написала более ста статей, интервью, заметок о фильмах, тенденциях, эстетике, когда усердно работала для таких изданий, как "Роллинг стоун", "Нью-Йорк таймс", "Виллидж войс", "Нью-Йорк", "Нью-Вест", "Лос-Анджелес таймс", "Чикаго трибюн" и, более всего, для "Американ филм", где много лет была вторым редактором. Короче, я отдала дань любимому виду искусства.

Откуда взялось такое гидроголовое многообразие? Дело в том, что я люблю кино, люблю его снимать и не хотела, чтобы неудачи сбили меня с пути. Я научилась, пережив потерю, спрашивать себя "Что дальше?", а не "Почему я?".

Каждый раз, когда я спрашивала себя: "Что же теперь делать?", я продвигалась вперед. Каждый раз, когда окончательным ответом было "нет", я останавливалась и застревала. Я убедилась, что залог успешной карьеры – самосовершенствование и выбор.

Судьбы долго и плодотворно работающих мастеров подтверждают этот вывод. Известный видеографик Ширли Кларк начинала карьеру как танцовщица. Впервые она попробовала себя в роли режиссера, чтобы создать хотя бы несколько грамотных фильмов о танце. Получив широкую известность как первоклассный режиссер в Европе и Америке, а также приглашения на американские киностудии, Кларк стала первым американским режиссером, снявшим картину в Гарлеме, исследовавшим возможности ручной камеры. Джон Кассаветес, Мартин Скорсезе и Пол Шредер* говорят о Ширли как о главном генераторе идей в кино. Увы, она была женщиной и жила в трудное время. Когда ее доходы от кино начали иссякать, она стала одним из первых видеохудожников и работала с Сэмом Шепардом, Джозефом Паппом, Орнеттом Колманом**. Кларк хорошо знает, что в движущуюся мишень сложнее попасть. Когда на одном направлении она заходила в тупик, то не долго думая находила иной путь.

* Мартин Скорсезе – американский режиссер итальянского происхождения; снял фильмы "Таксист", "Кундун", "Последнее искушение Христа", "Банды Нью-Йорка". Пол Шредер – американский сценарист, режиссер, писатель и теоретик кино. Написал сценарии к некоторым фильмам М.Скорсезе, а также к "Якудзе" С.Поллака.

** Сэм Шепард – проявил себя практически во всех видах визуальных и драматических искусств, включая кино, телевидение и театр, в роли актера, режиссера и сценариста. Автор многих пьес, удостоенных рядом наград. Джозеф Папп (1921-1991) – американский режиссер, экспериментатор и реформатор театра. В 1953 г. организовал Шекспировскую мастерскую, затем нью-йоркский Шекспировский фестиваль. Орнетт Колман – выдающийся джазовый музыкант, саксофонист, композитор.

Анналы кинематографа изобилуют подобными примерами. Элиа Казан, оказавшись в опале как режиссер, начала писать романы. Джон Кассаветес, сам блестящий актер, играл в кино, чтобы заработать денег для собственных фильмов, слишком нестандартных по мнению голливудских киностудий. "Если они не хотят делать из этого фильм, его сделаю я", – говорил Кассаветес и поступал как говорил. Не позволяя себе заходить в творческий тупик, он искал другие двери.

У нас не было бы возможности наслаждаться прекрасным сериалом "Сказочный театр", если бы актриса-продюсер Шелли Дюваль сидела дома и жаловалась на неудачи в актерской работе, вместо того чтобы обратить свою энергию в другое русло. "Non illegiimi te carborundum", – гласила, по слухам, надпись на стенах лагерей военнопленных. В вольном переводе это примерно следующее: "Не дай ублюдкам себя сломить".

Художники, которые верны этому закону, выживают и процветают. Секрет здесь в действии. Боль, из которой сразу же не извлекают заряд энергии, стынет в свинцовом сердце, а тогда любой поступок совершить тяжело.

Столкнувшись с потерей, немедленно сделайте что-нибудь, чтобы поддержать своего внутреннего художника. Даже если все, на что вы решитесь, будет покупкой букета тюльпанов и блокнота для эскизов, своим действием вы скажете: "Я осознаю тебя и твою потерю. Обещаю тебе достойное будущее". Как всякому ребенку, вашему художнику просто необходимо, чтобы мама ласково приговаривала: "Ой, должно быть, тебе очень больно! Не расстраивайся, хочешь, дам тебе что-то вкусненькое, спою колыбельную, пообещаю что-нибудь хорошее...".

Один мой друг-режиссер рассказывает, что в худшие свои вечера накануне премьеры нового фильма, когда ожидает крушения карьеры и уверен, что больше никогда не возьмется за работу, сидя один в темноте, он так успокаивает себя перед сном: "Если я не могу снимать на 35 миллиметров, то все равно могу перейти на 16. Если и на 16 я не способен, тогда придется снимать видео. А если не видео, остается супер-8".

ВОЗРАСТ И ВРЕМЯ: ПРОДУКТ И ПРОЦЕСС

Вопрос: Знаешь, сколько мне будет лет, когда я наконец научусь играть на фортепьяно?

Ответ: Столько же, сколько будет, если не научишься.

"Я слишком стар для этого", как и "У меня на это нет денег", – очередная Великая Ложь, которой мы пользуемся, чтобы воздержаться от дальнейшего анализа и оставаться в творческом тупике. "Я слишком стар", – говорим мы себе, стремясь избежать переживаний, связанных с ударами по самомнению, неминуемыми для новичков.

"Я слишком стара, чтобы поступать на режиссерский факультет", – говорила я себе в тридцать пять. Когда я на него поступила, то обнаружила, что и правда старше своих однокурсников на пятнадцать лет. А еще я обнаружила, что у меня было намного больше жажды творчества, больше жизненного опыта и выше скорость обучения. Теперь, когда мне представилась возможность самой преподавать на таком же факультете, я вижу, что часто моими лучшими студентами становятся те, кто начал довольно поздно.

"Я слишком стар, чтобы быть актером", – часто жаловались мои студенты (не без доли артистизма). И они не всегда были рады услышать, что это не так. Блестящий актер Джон Махони попробовал себя в этой профессии. Сегодня, через десять лет с начала успешной карьеры, он занят на три фильма вперед и работает с лучшими режиссерами мира.

"Я слишком стар, чтобы быть писателем" – еще одна распространенная жалоба. В ней нет ничего, кроме себялюбивой чепухи. Рэймонд Чандлер начал публиковаться, когда ему было далеко за сорок. Превосходный роман "Жюль и Джим" был создан писателем, разменявшим восьмой десяток.

"Я слишком стар" – это всего лишь тактика уклонения. Ее всегда применяют для того, чтобы избежать встречи со страхом.

А теперь давайте посмотрим на другую сторону медали: "Я смогу позволить себе попробовать это, когда выйду на пенсию". Любопытная разновидность все того же стремления сохранить высокое самомнение. Современная культура прославляет молодежь и предоставляет ей свободу экспериментировать. Пожилыми она пренебрегает, но все-таки оставляет им право быть немного не в своем уме.

Многие творческие люди, застрявшие в творческом тупике, убеждают себя, что они и слишком стары, и слишком молоды, чтобы следовать за своей мечтой. Будь они свихнувшимися стариками, они бы попробовали. Будь они молодыми и глупыми – тоже. В любом случае, некоторое сумасшествие – необходимое условие для творческого порыва. Мы не хотим показаться чокнутыми. А проба чего-то подобного (что бы то ни было) в таком возрасте (каким бы он ни был) непременно покажется сумасбродством.

Да, может, и так.

Творчеством занимаются в мгновение настоящего, и это мгновение не имеет времени. Мы понимаем это, когда начинаем процесс творческого возрождения. "Я снова почувствовал(а) себя ребенком", – наверняка говорили вы после удачного творческого свидания. Дети непосредственны и безотчетны, мы, оказавшись в творческом потоке, – тоже.

"Сколько времени мне понадобится, чтобы научиться этому?" – спрашиваем мы себя, стоя на обочине желанного творческого пути.

"Может быть, год, чтобы добиться мастерства, – раздается ответ. – Как сложится".

Застрявшим в тупике художникам год – а то и несколько – может показаться целой вечностью. Но все дело в нашем самолюбии, которое играет с нами злую шутку, отговаривая браться за дело. Вместо того чтобы позволить себе творческие странствия, мы сосредоточиваем внимание на продолжительности путешествия. "Это так долго", – говорим мы себе. Может быть, однако каждый день – всего лишь еще один день, проведенный в движении, а если это движение направлено к нашей цели, тогда оно доставляет нам и огромное удовольствие.

В основе анорексии как уклонения от творчества лежит отрицание процесса. Нам нравится сосредоточиваться на мастерстве, которым мы уже овладели, или на произведении искусства, которое уже создали. Такое внимание к окончательному продукту пренебрегает тем, что творчество базируется на "делании", а не на "сделанном".

"Я пишу пьесу" – звучит куда более волнующе, чем "Я написал(а) пьесу", пусть второе обычно льстит самолюбию. "Я беру уроки актерского мастерства" намного интереснее, чем "Когда-то я брал (а) уроки актерского мастерства".

В некотором смысле творческий процесс никогда не подходит к концу. Невозможно научиться играть на сцене, потому что всегда есть чему еще учиться. Вероятно, нельзя закончить и съемку фильма, потому что вам всегда будет хотеться что-нибудь доделать и переделать, даже годы спустя. Если продолжать работать, вы будете знать, что могли бы сделать и что делать дальше. Это не значит, что выполненная работа ничего не стоит. Совсем наоборот. Это значит только то, что делать работу – значит намечать для себя путь к новой и более совершенной работе в будущем.

Когда мы сосредоточены на процессе, наша творческая жизнь сохраняет ощущение приключения. Когда же внимание обращено на конечный продукт, творческая жизнь может казаться бессодержательной и глупой. Мы наследуем одержимость результатом и убеждение, что цель творчества – производить законченные изделия от нашего потребительски настроенного общества. Такая установка загоняет все больше людей в творческий тупик. Как практикующие художники, мы иногда хотим поэкспериментировать с новой творческой идеей, но не знаем, куда она нас заведет. Мы беспокоимся, как это отразится на нашей карьере. Зацикливаясь на необходимости представить что-то в доказательство наших усилий, мы часто смиряем собственное любопытство. Каждый подобный поступок закрепляет нас в творческом тупике.

Ссылка на возраст как препятствие на творческом пути тесно связана с вредоносным мышлением, нацеленным на готовый продукт. Мы сами устанавливаем подходящий возраст для определенных событий: окончание вуза, поступление в институт, написание первой книги. Это искусственные рамки: наше эго требует от нас завершить что-то, когда в действительности мы хотели бы начать что-то новое.

"Если бы я не думал, что буду похож на идиота, сидя рядом с молодыми ребятами, то решился бы пойти на курсы импровизации".

"Если бы мое тело было хоть немного похожим на то, каким оно было двадцать лет назад, я бы записалась в школу танцев".

"Если бы я не думал, что семья будет считать меня старым дураком и козлом, я бы снова начал играть на фортепьяно. Я еще помню кое-что с музыкальной школы".

Если все эти отговорки потихоньку теряют свою убедительность для вас, тем лучше! Спросите себя, не пользовались ли вы сами аргументами такого рода. А потом задайте вопрос: сможете ли вы набраться скромности и заняться чем-нибудь, вопреки тому, что говорит вам ваше самолюбие?

Благо быть новичком – всегда наилучшая молитва творческого человека. Скромность и открытость новичка ведут к поиску новых открытий, а этот поиск – к достижениям. Все начинается с начала, с первого робкого шажка.

ЗАПОЛНЯЯ ФОРМУ

Что я имею в виду, когда говорю о заполнении формы? Я имею в виду тот очередной шажок, который следует сделать, вместо того чтобы переходить на скачки, к которым вы, быть может, еще совсем не готовы. Говоря конкретнее, чтобы продать сценарий, его нужно сначала написать. Чтобы написать, нужно сначала найти тему и изложить ее на бумаге, страницу за страницей, пока их не наберется около 120. Заполнять форму – значит писать ежедневно по нескольку страниц. Когда одержимость застигнет вас врасплох – а она непременно так и сделает – и начнет твердить, что ваше творение никуда не годится, вы скажете себе, что сейчас не время об этом думать, и возвратитесь к тому, что и должны были делать дальше, – писать очередные страницы.

Если разбить сценарий на части по дням, написать каждый такой кусочек можно быстро и безболезненно – прежде чем идти стирать белье. И остаток дня вы проведете без чувства вины и ненужного беспокойства.

Чаще всего то, что вам нужно делать дальше, оказывается пустяком: вымыть кисточки, заскочить в художественный магазин за глиной, заглянуть в местную газету объявлений за списком курсов актерского мастерства... Как правило, лучше всего признаться себе, что каждый день вам необходимо сделать всего лишь какое-нибудь одно дело, связанное с творчеством. Выполняя такое обещание, вы заполняете форму.

Слишком часто, когда люди стремятся к жизни более насыщенной творчески, они таят в себе невысказанные, а порой и неосознанные ожидания или страхи, что им придется оставить позади ту жизнь, к которой они привыкли.

"Я не могу быть писателем и оставаться замужем за этим человеком".

"Я не могу рисовать и оставаться на этой скучной и бессмысленной работе".

"Я не могу посвятить себя театру и продолжать жить в этом городе".

Творческие личности в тупике любят думать, что им придется одним махом изменить всю свою жизнь. Такая масштабность подхода часто бывает губительна. Рассчитывая прыгнуть слишком высоко и завышая себе цену, возрождающийся художник подталкивает самого себя к поражению. Кто сумеет сосредоточиться на первом занятии в художественной школе, если в голове у него предстоящий развод с женой и переезд в другой город? Кому удастся выворачивать стопы в современном танце, когда все время занято поисками новой квартиры, ведь пришло время расстаться с другом, который мешает творчеству!

Творческие люди склонны преувеличивать и переигрывать, и иногда эта склонность оборачивается против нас – мы не решаемся творить в страхе перед собственными представлениями о грядущих повсеместных и разрушительных переменах. Фантазируя, как мы начнем профессионально заниматься искусством, мы так и не добираемся даже до того, чтобы заняться им любительски.

Вместо того чтобы писать положенные три страницы сценария в день, мы предпочитаем ломать голову над тем, что придется переезжать в Голливуд, если наше творение купят. Чего в любом случае не произойдет, потому что, переживая о том, как продать сценарий, мы так его и не написали.

Вместо того чтобы записаться на курсы рисования в местном культурном центре, мы покупаем художественный журнал и напоминаем себе, что наши работы ныне не в моде. А как они могут быть в моде? Ведь их еще не существует!

Вместо того чтобы освободить угол рядом с кухней и поставить там гончарный круг, мы жалуемся на отсутствие мастерской, хотя воспринять эту жалобу всерьез невозможно, потому что пока мы ничего не создали.

По уши погрузившись в безумные мечты о том, какой будет наша жизнь, когда мы станем по-настоящему творческими людьми, мы не замечаем множества малых возможностей для перемен, на которые несложно решиться уже сегодня. Такое мышление в целом пренебрегает истиной, что искусство – это множество мелких шажков и только несколько крупных прыжков.

Вместо того чтобы сделать один шажок в сторону мечты, мы торопимся к самому краю обрыва, а потом стоим там как вкопанные, дрожа от страха: "Я не могу прыгнуть. Не могу. Не могу...".

Никто вас и не просит прыгать. Все это игра, преувеличение, и место таким переживаниям на страницах наших произведений, на холсте, в глине или на сцене, в любом произведении искусства, каким бы скромным оно ни было.

Творчество требует действия, и для многих из нас это не такая уж хорошая новость. Она предполагает нашу ответственность за свою судьбу, а мы обычно терпеть этого не можем. Вы говорите, что мне придется что-то сделать, чтобы лучше себя чувствовать?

Да. Но многие из нас не желают чего-либо делать, если вместо этого можно о чем-нибудь поволноваться. И часто нам больше всего по душе беспокоиться о всякой всячине, о сущих пустяках.

Мы следуем этой привычке, только чтобы отложить на потом то, что должны делать. Понаблюдайте за собой с недельку и обратите внимание, как вы потакаете озабоченным мыслям о мелочах, чтобы не заниматься делом или хотя бы честно отложить его.

Вы освободили утро, чтобы писать или рисовать, а потом заметили груду грязного белья. "Подумаю пока над тем, что рисовать, и настроюсь, а заодно разложу одежду по стопкам", – говорите вы себе. В действительности вы имеете в виду нечто вроде "Вместо того чтобы рисовать, я еще немного пострадаю на этот счет". Каким-то таинственным образом стирка белья занимает целое утро.

У большинства творческих личностей, оказавшихся в тупике, выработалась некая зависимость от состояния беспокойства. Мы предпочитаем непрерывную слабую боль и периодические приступы панического страха вместо однообразия ежедневных маленьких и простых шагов в нужном направлении.

Заполнять форму – значит работать с тем, что у нас есть, а не тосковать по тому, чего у нас нет. Как режиссер я не раз замечала, что на роли приглашают тех актеров, которые работают даже тогда, когда у них нет работы. Например, Маргарет Коттлиски, блестящая актриса театра и кино, всегда находила время прорабатывать литературный материал. Когда-то она работала с молодым автором пьес Дэвидом Маметом в театральной группе Святого Николая в Чикаго, а теперь сотрудничает с уже несколько менее молодым и более состоявшимся Дэвидом Маметом, где бы он ни был. Вместо того чтобы почивать на лаврах, Маргарет постоянно пребывает в состоянии хорошей творческой неугомонности. Когда она не занята в постановке, то берет уроки мастерства и всегда ухитряется появиться на чтении новых пьес. Как и все актеры, она страдает от синдрома "Я никогда больше не буду работать", но, в отличие от менее трудолюбивых коллег, никогда не позволяет превратить свою работу в то, что делается только для других и ради денег. Конечно, она хочет получать деньги за свой труд, и я не пытаюсь доказать, что актеры должны работать бесплатно. Говорю только о том, что работа порождает работу. Небольшие дела обещают нам более крупное продвижение вперед в творческой жизни.

Многие актеры позволяют себе сомнительную роскошь, передавая собственную карьеру в руки агента, вместо того чтобы оставлять заботу об искусстве собственной душе. Когда за вашу творческую жизнь отвечает ваш уполномоченный, очень просто отчаяться: "Он не делает того, что должен!" – восклицаете вы, вместо того чтобы спросить себя, что же вы сами могли бы сделать, чтобы и дальше оттачивать свое мастерство. Заполните форму! Что вы могли бы сделать прямо сейчас, в сложившихся жизненных обстоятельствах? Вот это и делайте.

Делайте какое-нибудь маленькое дело каждый день, вместо того чтобы рассуждать на глобальные темы. Когда мы позволяем себе блуждать в кругу больших вопросов, то не можем найти малых ответов. Здесь идет речь о переменах, основанных на уважении, – уважении того, где мы находимся сейчас, и того, куда стремимся. Мы не ждем сильных ветров перемен – хотя и они могут однажды повеять, – вместо этого мы действуем, разумно используя то, что у нас есть: эту работу, этот дом, эти отношения.

Возрождающиеся художники часто переживают приступы лютой ярости и глубокой печали о потерянных годах. Когда случаются такие творческие крийи, мы отчаянно хотим взбунтоваться и убежать куда глаза глядят от того, как сложилась жизнь. Вместо этого решитесь на перемены, небольшие перемены прямо там, где стоите. Заполните эту форму творческой заботой, пока она органично не преобразится в нечто новое, большее.

Поэт Теодор Рётке писал: "Мы жизни учимся в пути туда, куда должны идти". Оказывается, когда мы заполняем форму, то чаще всего не нуждаемся в более крупных переменах. Большие перемены происходят постепенно, крошечными шажками. Полезно представить себе все это в виде космического полета: совсем немного изменив траекторию запуска, со временем можно очень заметно повлиять на нее.

УПРАЖНЕНИЕ "РАННЕЕ ВОСПИТАНИЕ"

Хотя мы редко улавливаем эту связь, многие из наших взрослых потерь напрямую связаны с тем, как нас воспитывали в детстве. Детям иногда говорят, что они ни на что не способны или, наоборот, что должны все что угодно делать с легкостью. Оба утверждения заводят ребенка в тупик. Приведенные ниже вопросы нацелены на то, чтобы помочь вам распознать и расшифровать последствия вашего воспитания. Некоторые из вопросов могут совершенно не подходить к вашей жизни. Отвечайте все, что приходит в голову.

  1. Когда я был(а) маленьким(ой), папа думал, что мое творчество _________ И поэтому я чувствовал(а) себя _________

  2. Я помню, как однажды он _________

  3. Мне от этого было очень _________ и _________ Я всегда об этом помнил(а).

  4. Когда я был(а) ребенком, мама говорила мне, что мои мечты _________________

  5. Я помню, что она советовала мне вернуться с небес на землю, напоминая о том, что ___________

  6. Я помню одного человека, который в меня верил. Это ___________

  7. Я помню, как однажды _________

  8. Мне от этого было _________ и _________ Я всегда об этом помнил(а).

  9. Все мои надежды стать творческой личностью рухнули, когда ________

  10. Печальный урок, который мне тогда преподала жизнь, был совсем не логичным, но я все еще следую ему, а заключался он в том, что я не могу одновременно _________ и заниматься творчеством.

  11. Когда я был(а) маленьким(ой), то узнал(а), что _________ и _________ очень нехорошие поступки, которых мне нужно особенно остерегаться.

  12. Я вырос(ла) с мыслью, что творческие люди _________

  13. Учителем(льницей), который(ая) лишил(а) меня веры в себя, был(а) _________

  14. Мне говорили, что _________

  15. Я верил(а) этому учителю, потому что _________

  16. Наставником, который послужил мне хорошим примером, был _________

  17. Когда люди говорят, что я талантлив(а), мне кажется, они хотят _________

  18. Дело в том, что я с подозрением отношусь к _________

  19. Я просто не могу поверить, что _________

  20. Если я начинаю верить в свой талант, то непременно начинаю злиться на себя за _________, _________, _________, _________ и _________

УТВЕРЖДЕНИЯ

Следующие утверждения подтверждают ваше право заниматься творчеством. Выберите пять утверждений и поработайте с ними на этой неделе.

Я талантливый человек.
Я имею право быть творческой личностью.
Я хороший человек и хороший писатель (художник, режиссер...).
Творчество – это благословение, которое я принимаю.
Мое творчество благословляет других людей.
Мое творчество ценят.
Теперь я теплее отношусь к себе и собственному творчеству.
Теперь я щедрее отношусь к себе и своему творчеству.
Теперь я делюсь своим творчеством более открыто.
Теперь я принимаю надежду.
Теперь я действую утверждающе.
Теперь я принимаю творческое возрождение.
Теперь я позволяю себе выздороветь.
Теперь я принимаю помощь Бога на моем жизненном пути.
Теперь я верю, что Бог любит творческих людей.

ЗАДАНИЯ

  1. Поиск цели. Это упражнение может показаться вам очень трудным. Тем не менее позвольте себе его выполнить. Если вам придет в голову не одна мечта, а несколько, выполните упражнение в расчете на каждую из них. Просто рисуя себе мечту во всех подробностях, мы уже помогаем воплотить ее в жизнь. Воспринимайте свой поиск цели как предварительный набросок той жизни, которую вы бы хотели для себя.

    Шаги:

    1. Назовите свою мечту. Именно так. Запишите ее. "Если бы все было так, как я хочу, я бы очень хотел(а) быть..."

    2. Назовите конкретную цель, достижение которой для вас очень важно. На вашем эмоциональном компасе эта цель соответствует северу.

      (Имейте в виду: две женщины могут мечтать об одном и том же – стать актрисой. Для одной из них цель – статья о ней в журнале "Пипл". Эмоциональный центр ее мечты – слава, она же – настоящий север. Для другой конкретная цель – хорошие отзывы о пьесе на Бродвее. Эмоциональный центр ее мечты – уважение за сценическое мастерство, за творчество; уважение – настоящий север для нее. Первая актриса может быть счастлива, играя в "мыльных" операх. Второй понадобится сцена, чтобы ее мечта сбылась. А на первый взгляд обе желают одного и того же.)

    3. Если бы все было так, как вы пожелаете, где бы вы хотели оказаться через пять лет следования вашей мечте и настоящему северу?

    4. В том мире, где вы сейчас живете, что можно сделать уже сейчас, в этом году, что продвинуло бы вас ближе к заветной мечте?

    5. Что вы могли бы сделать в этом месяце? На этой неделе? Сегодня? Сейчас?

    6. Опишите свою мечту (например, стать известным режиссером). Опишите ее настоящий север (уважение и высшая степень самосознания, широкая аудитория). Выберите свой образец (Уолт Дисней, Рон Ховард, Майкл Пауэлл). Составьте план действий. Пять лет. Три года. Год. Месяц. Неделя. Сейчас. Выберите, с чего начать. Чтение этой книги уже начало.

  2. Новое детство. Кем бы вы стали, если бы получили идеальное воспитание? Напишите страницу о таком детстве вашей мечты. Чему бы вас научили? Могли бы вы теперь перевоспитать себя в этом направлении?

  3. Цветные схемы. Выберите цвет и напишите несколько предложений о себе от первого лица. ("Я – серебряный, цвет высоких технологий и эфира, цвет грез и достижений, цвет полумрака и середины, я безмятежен..." Или "Я – красная. Я – страсть, закат, гнев, кровь, вино и розы, армии, убийства, похоть и яблоки". А какой цвет ваш любимый? Что у вас есть этого цвета? А как насчет целой комнаты? Это ваша жизнь и ваш дом.)

  4. Перечислите пять вещей, которые вам нельзя делать: убить начальника, кричать в церкви, гулять по улице без одежды, устраивать сцены, уволиться с работы. А теперь сделайте это на бумаге. Опишите, нарисуйте, сыграйте, сделайте коллаж. Затем включите музыку и изобразите ее в танце.

  5. Поиски стиля. Перечислите двадцать вещей, которые вам хотелось бы сделать. (Может быть, те же двадцать, что и раньше, а может, уже другие.) Ответьте на вопросы, относящиеся к каждой из них:

    Это стоит денег или бесплатно?
    Дорого или дешево?
    В одиночестве или с кем-то?
    Связано ли это с вашей работой?
    Нужно ли для этого рисковать физически?
    В быстром темпе или в медленном?
    Для ума, для тела или нечто духовное?

  6. Идеальный день. Спланируйте идеальный день в той жизни, которой вы сейчас живете, пользуясь информацией, собранной выше.

  7. Идеальный-идеальный день. Спланируйте идеальный день в такой жизни, о которой могли бы только мечтать. Никаких ограничений. Позвольте себе быть и обладать всем, чем только душа пожелает. Идеальная работа, дом, круг друзей, интимные отношения, рост в вашем виде искусства – самые необузданные мечты.

  8. Выберите одну черту такого идеального дня. Позвольте себе реализовать ее в жизни. Может, у вас пока не будет возможности переехать в Рим, но даже в давно запущенной квартире вполне по силам побаловать себя хорошо сваренным кофе с рогаликом.

ПРОВЕРКА

  1. Сколько раз за эту неделю вы писали утренние страницы? (Было ли у вас очень сильное желание забросить их?) Как вам это понравилось?

  2. Ходили ли вы на творческое свидание на этой неделе? (Позволяли ли вы работе или другим обязанностям помешать этой практике?) Что вы делали? Что ощутили?

  3. Встретились ли вы с явлением синхронности на этой неделе? Как именно?

  4. Произошло ли что-нибудь еще, что имело значение для вашего возрождения? Опишите.



<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)